Неделя перед Рождеством Христовым (Евангелие от Матфея, глава I, стихи 1–25)

Родословие Иисуса Христа, Сына Дави­дова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и бра­тьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фама- ри; Фарес родил Есрома; Есром родил Ара­ма; Арам родил Аминадава; Аминадав родил Наассона; Наассон родил Салмона; Салмон родил Вооза от Рахавы; Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея; Иессей родил Давида царя; Давид родил Соломона от быв­шей за Уриею; Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу; Аса родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Иорам родил озию; озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию; Езекия ро­дил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил Иосию; Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и братьев его, перед переселе­нием в Вавилон. По переселении же в Вави­лон, Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля; Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора; Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда; Елиуд родил Елеазара; Елеазар родил Матфана; Матфан родил Иакова; Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой ро­дился Иисус, называемый Христос. Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов; и от пересе­ления в Вавилон четырнадцать родов. Рожде­ство Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде неже­ли сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хо­тел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся при­нять Марию, жену твою, ибо Родившееся в ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет лю­дей Своих от грехов их. А все сие произошло, да сбудется реченное Г осподом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог. Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел господень, и принял жену свою, и не знал Ее. Как нако­нец Она родила Сына Своего первенца, и он нарек Ему имя: Иисус.

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Когда человек, братия и сестры, престу­пил ту малую заповедь, что была дана ему в Эдеме, то ночь, мрачная ночь, все окутавшая густой тьмой, воцарилась над землей. Бог был для человека всем — незаходимым солнцем, светом, радостью и неизреченным весельем. И вот все это вдруг скрылось от несчастного человека, оставило его в непроницаемой мгле. И лишь один тоненький лучик надежды про­бивался через эту мглу, рассеивал и разгонял ее: это было обетование о пришествии в мир Христа, обетование о рождении от Девы Спа­сителя мира, Который вновь возведет падше­го человека к первому, и даже еще большему, чем первое, блаженству, Который упразднит Херувима с огненным мечом, возбраняющего человеку вход в Небесное Царство, вновь от­кроет несчастному изгнаннику потерянный им рай.

Как же тяжело, как томительно было ожи­дание, тянувшееся веками, тысячелетиями! Поколение за поколением рождались, прожи­вали исполненную скорбей жизнь и нисходи­ли в могилу, так и не увидев исполнения обе­щанного Богом. Они точно проходят перед нашим мысленным взором в именах сродни­ков Спасителя по плоти, которые мы слы­шали в сегодняшнем Евангелии. Время шло, и мрак еще более сгущался, все тяжелее, все безотраднее становилась жизнь на земле. Че­ловечество было так далеко от Бога, что, каза­лось, никогда и не знало Его: всюду царство­вал грех; поклонение идолам язычников было служением обоготворенным ими страстям — от самых низменных и грубых до изыскан­но утонченных. По сути, на земле оставалась лишь малая горсточка людей — иудейский народ, еще знавших и помнивших истинного Бога. Но и из среды этого народа сколь многие совратились уже к идолопоклонству, сколь многие всецело предались тленному, ожидая Мессию не как Царя Небесного, но как вла­стителя земного, способного дать им могуще­ство и силу и вознести их выше прочих наций и народов! Поистине, темна была ночь, царив­шая над землей!

Но вот словно забрезжила некая дивная заря на этом сумрачном небосводе. Вот уже Ангел благовестил Деве Марии о рождении от Нее преестественным образом воплощен­ного Слова Божия. Вот Иосифу открыта непо­стижимая для человеческого ума тайна, и он со смирением склонился перед ней, веря, что решительно все возможно для Бога. Вот Елисавета, исполнившись Духа Святаго, изрекла свое замечательное пророчество. Уже близки к завершению своего долгого и трудного пути волхвы от Персиды, ведомые дивной звездой, и уже пасут свое стадо пастухи, которым вот-вот отверзутся небеса и предстанут бесчис­ленные Ангельские воинства. И Ирод, злоб­ный и безумный Ирод, уже измышляет, как ему вернее погубить Богомладенца, Царя Из­раильского.

Но что же творится в это время в мире, участь которого должна решиться событи­ем, которое вот-вот произойдет? А в мире — борьба за власть, погоня за удовольствиями, интриги и сплетни, лесть и клевета и про­чее, тому подобное. Мир поглощен кипением страстей: он не заметил пришествия на зем­лю своего смирившегося до рабия зрака Вла­дыки.

Еще немного — и Он родится, вечный, без­начальный Бог; всесильный и всемогущий, при­дет во плоти, как беззащитный, легко уязвимый младенец. Царь славы, радость и ликование горних чинов приходит на землю. Но никто не готовит Ему на ней царских чертогов, никто не спешит послужить Ему, кроме как волхвы да пораженные чудом пастухи. Вместо дворца уготовляется Ему единственное прибежище — ясли, хлев, по соседству с домашним скотом. Рождается Спаситель мира, а в мире все то же: каждый занят чем-то своим.

Церковный праздник, братия и сестры, — это ни в коем случае не простое воспоминание о том или ином моменте Священной истории.

Нет, это нечто неизмеримо большее: это воз­можность соприкоснуться с реальностью исто­рического события, пережить его, стать как бы его очевидцем и даже участником. Так и мы, сейчас готовясь встретить Рождество, желаем хотя бы в какой-то степени стать причастни­ками этого православного торжества. Мы, да и не только мы, но и весь христианский мир, как бы вновь встречаем рождающегося Спаси­теля.

И что же представляет собой эта встре­ча? Для кого-то в мире это событие уже давно не праздник, у кого-то одна мысль о нем воз­буждает нескрываемую неприязнь, а кто-то находит в нем лишь традиционный повод для вполне земного и зачастую далеко не безгреш­ного веселого застолья. Христос, как бы неза­меченный, проходит по земле, потопляемой волнами человеческих страстей и суетных ин­тересов, порока и греха. Да, земля по-прежнему не уготовляет Ему ни царских палат, ни поче­стей. Но они, братия и сестры, Ему и не нуж­ны: Спаситель ищет человеческие сердца, от­крытые, готовые принять Его, кому бы эти сердца ни принадлежали — мудрым волхвам или пасущим стада пастухам. Господь стучит­ся в наши сердца: ради нас, готовых, а может быть, даже еще и неготовых принять Его, Он приходит на эту землю.

Мир действительно представляет собой горькое зрелище. Но к чему нам все время оглядываться на мир? Заглянем лучше в свои сердца: чем встречаем Христа мы сами?

Увы, чаще всего нам открывается картина совсем безотрадная. Пост как время особых испытаний и искушений всегда помогает нам лучше познать себя, свое истинное устроение, свою немощь; разрушает иллюзию нашей пра­ведности. И потому, заглянув в глубину своего сердца, находим нечто подобное тому хлеву, тем убогим яслям, в которых появился на свет Спаситель: словно скот, теснятся в них стра­сти, не оставляя в наших сердцах места для Бога. Вот почему Христос со Своим неизречен­ным светом минует нас и радость явления Его на земле не озаряет наши сердца.

Что же, братия и сестры, нужно, чтобы не проглядеть, увидеть Господа, пережить ра­дость встречи с Ним в Рождественскую ночь? Что сделать для этого?

Ответ напрашивается сам: когда мы ожида­ем к себе в дом дорогого для нас гостя, то стара­емся во всем угодить ему — заранее узнаём, что он любит, от чего отвращается, и все обустраи­ваем так, чтобы порадовать его.

Поэтому каждый из нас должен вглядеться в себя самого: что в нем есть недостойного Бо­га: в чем обличает его совесть, чем в нем может возгнушаться Господь? Нет человека, братия и сестры, который не имел бы грехов, даже сре­ди редких и очень рачительных подвижников, сподобившихся бесстрастия и истинно христи­анского совершенства, ибо безгрешен лишь один Господь. Человек же изменчив, удобопреклонен ко греху, и Господь снисходит к этой немощи пад­шего Своего создания и милосердует о ней. Он ждет от человека в первую очередь не святости и бесстрастия, а покаяния и труда самоисправления. Человек, подвизающийся на поприще покаяния, ведущий борьбу со своими страстя­ми, желающий стяжать добродетели, удобно по­знает свою крайнюю немощь. Он кается, но сно­ва падает. Он борется и изнемогает. Он желает добродетели и не может ее обрести. И тогда от­чаивается человек в себе самом, в своих силах и способностях. Тогда узнает он, что только один у него Помощник, Избавитель и Спаситель — Господь наш Иисус Христос. И к Нему тогда устремляются мысль и все желание человека, и не гнушается таким человеком Господь, но яв­ляет Ему Свою милость скоро и удивительно.

Но вот что, братия и сестры, по-настоящему отвращает Бога от нас. Это грехи нераскаян­ные, грехи, которые мы по своему нерадению и нечувствию не замечаем в себе или на кото­рые закрываем глаза и думаем, стоит ли из-за них расстраиваться, если все так же грешат. А еще больше — грехи, которые мы в себе дей­ствительно сознаем и в которых так же созна­тельно предпочитаем пребывать. Есть ведь, братия и сестры, такая страшная вещь у чело­века, как любимый грех. От всего готов отка­заться порой человек, но одну страсть, но один порок он оставляет в себе, не желая с ним рас­статься. И это одно делает дом души его непо­требным для Бога.

Другое препятствие к радости о Христе есть чрезмерная попечительность о делах зем­ных, всецелая преданность заботам и интересам этого преходящего века, его удовольствиям и увеселениям. Такая привязанность к земно­му опять-таки делает человека чуждым Богу, поскольку порождается забвением о Боге, что приводит к исторжению Творца из жизни Его творения. Но самое большое зло, коренящееся в человеческом сердце, Богу бесконечно от­вратительное, — это, братия и сестры, гордость, в какие бы одежды она ни рядилась, в каких бы потаенных уголках души ни скрывалась. Об­раз нисхождения Слова Божия на землю, образ Его вочеловечения есть образ неизреченного и непостижимого смирения. И потому только в смиренные сердца вселяется Господь, ибо только тот, кто ищет смирения, по-настоящему ищет Бога.

Итак, пока у нас еще есть время, братия и сестры, вглядимся еще раз, исследуя его, в свое сердце. Посмотрим на самих себя взором взы­скательным и нелицеприятным, ибо таким взо­ром взирает на сокровенность нашу душевную Бог, испытующий и ведающий сердца и утробы человеческие. Что ж, быть может, чувство со­крушения посетит нас, быть может, ужаснемся, увидев, как недостойны мы Бога, как непотреб­ны для Него, как дом нашей души не готов для Его пришествия.

И даже, быть может, покажется нам, что никак не исцелиться нам, никак не очиститься, не избавиться от своих грехов и страстей. Да, братия и сестры, мы действительно сами никог­да не могли бы освободиться от них. Но для того-то и приходит Господь на землю, для того приемлет зрак раба, чтобы дивно преобразить Свое падшее создание, очистить, восстановить в Нем свое подобие и образ.

Когда мы трудимся над собой, боремся со своими страстями, грехами, то порой просто лишаемся сил, нам кажется, что мы бьемся как рыба об лед, но толку все нет. И боль, и невыра­зимая скорбь, и даже какое-то отчаяние прон­зают тогда наше сердце. Но вдруг одна мысль о Боге, о Его любви, надежда на Его неизре­ченную милость переменяет скорбь на чистую, безмятежную радость; и сердце дивным обра­зом исполняется тогда неизъяснимого покоя, как бы вкушая уже то блаженство, которое уготовал Господь любящим Его в своем вечном Небесном Царстве.

Удивительные перемены происходят в нас, братия и сестры, когда невидимо касается на­шей души Своей десницей Господь. Один мой друг, чья жизнь в то время была далека от цер­ковности и от истинного благочестия, писал мне из армии незадолго до этой единственной в своем роде рождественской ночи: «Я поду­мал,— говорилось в его письме,— о том, что всего через несколько дней наступит Рожде­ство. Меня осветила радость, внутри все вдруг как-то перевернулось, и я действительно по­чувствовал, как Господь приходит в мир, как рождается на земле Спаситель». «Я,— писал он,— почувствовал, что и меня, несмотря на все мои беззакония, не оставит Он, и для меня при­ходит, и меня любит. И сердце мое не могло не откликнуться на эту любовь».

Дай Бог, братия и сестры, и нам пережить в рождественскую ночь подобное чувство, ощу­тить эту ни с чем не сравнимую радость: в наш мир, такой испорченный, такой грешный, при­ходит Господь. Приходит, потому что бесконеч­но любит нас. Пусть откликнется на эту любовь любовью и наше сердце. И тогда оно откроется для Бога, и Он войдет в него, и дивно преоб­разит, и соделает его Своей прекрасной вечной обителью. Аминь.